— Ты больше не уйдёшь от нас? — детский шепот вырвал меня из мыслей и я подорвался со стула.

— Ты чего не спишь? — присел рядом с мелкой и чисто машинально положил руку ей на щёчку, чтобы почувствовать тепло своего ребёнка.

— Не уйдёшь? Папа… — вот тут меня словно током шибануло, причём на смерть.

Пронзило каждый миллиметр тела острыми иглами, а в грудь, словно тесак засадили.

Если бы я умел плакать, то, наверное, зашелся бы в истерике как баба.

ПАПА.

Видимо, Варя рассказала ей… Бля, и как она объяснила крохе, почему меня не было рядом? Ведь мелкая не могла не спросить, так ведь?

— Не уйду, кроха моя, не уйду. Ты спи, — прижался губами к детскому лбу и вдохнул запах своей дочери.

Она пахнет так же, как и её мама.

«Кря-кря» и… Чем-то ещё. Чего мне так не хватало все эти годы.

Мелкая тут же уснула, а я подошёл к Варе и, присев на корточки, взял её за руку.

Во сне она другая.

Не такая бойкая и обозлённая. Такая, как тогда… Давно. Когда засыпала на моей груди и обнимала меня своими руками…

Твою же мать!

Невыносимо.

Невыносимо смотреть на неё и понимать, что я был идиотом. Не понял, не разглядел. Не увидел.

— Что? Что случилось? — она встрепенулась и посмотрела на Дану.

Очарование испарилось и я с грохотом приземлился в реальность.

Ещё больнее.

— Нормально всё. Спи.

— Мне нужно домой съездить, пока она спит, — вырвала свою руку из моей, всем своим видом показывая, что мне тут не рады.

— Утром отвезу. Спи.

— Я должна привезти Дане Жорика.

— Жорика? — вот тут совсем не понял.

— Да, это её игрушка. Без Жорика она плохо спит, а Вика забыла привезти.

— Ладно, поехали за Жориком.

Жориком оказался огромный плюшевый хомяк и я не удержался от смешка.

Как всё просто у детей…

До вчерашнего дня я даже не подозревал о том, что у меня есть ребёнок, а теперь должен в рекордные сроки выучить всё, что нравится моей дочери и чем она живёт.

Блядство…

Мне бы такого Жорика, чтобы смог спать по ночам после того, что натворил.

ГЛАВА 18

День операции наступил так быстро, что я даже не успела приготовиться. Если, конечно, это слово уместно в нашей ситуации. Да разве можно быть готовым к такому?

Осознавать, что сегодня решится судьба твоего ребёнка… Что именно от этой операции зависит наша жизнь.

Как мне пережить эти часы, если каждая секунда кажется вечностью? Как не умереть и не сойти с ума, представляя свою девочку на операционном столе?

Как?

Ведь она такая крошечка ещё!

Сердце разбивается на мелкие осколки и собрать их не могу. Чувствую, что теряю связь с реальным миром, всё больше утопая в мучениях. Этой адской боли, которая теперь у нас с Каином на двоих. Я думала, что мне станет легче, когда он узнает… Но не стало. Нет даже злорадства. Лишь страх. Липкий, холодный, пронизывающий каждую клеточку тела.

Бессонные ночи и нервное напряжение сделали своё дело и я уже еле передвигала ногами, но всё-таки собралась с духом и улыбнулась своей малышке прежде, чем её забрали у меня.

Господи…

Я с трудом удержалась, чтобы не броситься за врачами и не отобрать у них свою малютку.

Лишь здравый смысл и надежда не дали мне этого сделать.

Дима поцеловал Дану и пообещал ей целое ведро мороженого. С ума сойти… Искалечить своего ребёнка, а потом отмазаться мороженным!

Дана же веселилась и хихикала, обнимая Жорика, а я хотела кричать и биться головой о стену.

Благо, дочь поверила в сказку, что ей всего лишь сделают один укол и с мужеством восприняла эту новость.

Моя смелая крошечка…

Глядя на Каина можно было подумать, что ему всё-равно. Никаких эмоций. Лишь скупая улыбка.

Одна я знала, что прячется за этой улыбкой. Видела по глазам. Он был в панике, как и я. В этот момент в моей душе шевельнулось что-то похожее на жалость, но, скорее, к себе, чем к нему. Он заслужил боль. Именно он, а не я или Дана. Так за что же расплачиваемся мы?

Хотя… Я знаю, чем провинилась…

Я отказалась от сестры. И теперь меня наказывают другой моей кровинкой…

Вынести это испытание так трудно, что хочется выть. Рвать на себе волосы и вопить пока не потеряю сознание.

Но та крохотная надежда не даёт мне сойти с ума. Она живёт во мне так давно, что я уже воспринимаю её как частичку себя. Лишь бы не лишиться её. Не покидай меня, надежда!

— Пойдём, — Каинов берёт меня за локоть и куда-то ведёт.

Даже не пытаюсь сопротивляться или спросить куда мы идём. Не всё ли равно?

— Тебе поесть надо, — зачем-то объясняет и заводит в лифт.

— Ты правда считаешь, что я сейчас забуду о своей дочери на операционном столе и буду есть? — это его чертово спокойствие начинает действовать на нервы.

И забота его раздражает. Неужели не понимает, что не замолить этот грех? Не стереть воспоминания, которые острыми иглами раз за раз пронзают мозг, когда вижу его.

— Если бы ты думала о дочери, то не вела бы сейчас себя как ребёнок. По-твоему, она будет рада видеть вместо матери мумию? — нажимает кнопку и закрывает глаза, оперевшись о стену лифта.

Смотрю на него и отмечаю, что он и сам выглядит не лучше. Под глазами пролегли мрачные тени, морщинки на лбу стали глубже, лицо посерело.

— Сам-то тоже не первой свежести, — ворчу в ответ на его «комплимент» и внутренне вздрагиваю, когда он открывает глаза.

Впивается в меня своим пронзительным колючим взглядом, но не говорит больше ни слова. И хорошо. Я не выдержу разговоров с ним. Не сейчас. Когда нервы и так напряжены, словно струны. Ещё немного и порвутся.

Мысленно обращаюсь к Богу в который раз за этот невыносимо долгий день и молю его, чтобы спас мою девочку.

«Не оставляй нас, Господи. Позволь моей крошке встать на ноги. Клянусь, что не стану больше молчать. Не стану хоронить память о своей сестрёнке. Только не наказывай меня так…»

Она молчит и мне сказать нечего. Слова вообще сейчас лишние. Мы варимся в одном котле, а отдувается за грехи родителей маленькая девочка, что сейчас лежит неподвижно под скальпелями.

Блядь!

Хочется долбиться башкой о стены и орать до посинения. Хочется сомкнуть пальцы на шее того ублюдка, по чьей вине всё произошло.

Но ведь это должна быть моя шея.

Самый страшный твой враг — ты сам. Его не победить и не скрыться от него. Он сидит внутри и острыми когтями царапает твоё сердце, раз за разом возвращая тебя в прошлое, где всё было по другому, где мы переступили ту самую грань, после которой нет возврата.

Впервые в жизни я мысленно обращаюсь к Богу и очень надеюсь, что он услышит меня. Пусть заберёт у меня всё, но даст моей дочери то, что я отобрал у неё.

Варя вяло ковыряется вилкой в своём омлете и смотрит куда-то сквозь меня.

Хочется встряхнуть её. Заставить прийти в себя. Но я, конечно же, не стану этого делать. Чтобы я сейчас не сказал, она не станет слушать, как слушала раньше. Для неё я и моё мнение теперь значат не больше, чем этот омлет.

А ведь всё было по другому.

Было.

Теперь нет.

Звонок от Змея застаёт врасплох и я даже не сразу соображаю, что звонит именно мой телефон.

— Братишка, у меня охренительная новость! — бодрым голосом объявляет Андрюха. — Срочно нужно встретиться!

Прищурившись, Варя смотрит на меня испытывающе, с укоризной.

Видимо, ждёт, что я уйду. Оставлю их.

Нет, кроха.

Не уйду.

— Приезжай в клинику, я не могу уехать сейчас. Дочери делают операцию.

Кладу телефон в карман и слышу то, чего никак не ожидал услышать из её уст.

— Спасибо.

— Ну, как ты? — Андрюха похлопал меня по спине и кивнул Варе.

В ответ она лишь смерила нас двоих презрительным взглядом и отвернулась, изучая стену, обвешанную детскими рисунками.

— Нормально. Пойдём, кофе попьем. Варь, тебе принести чего-нибудь?